Яков Миркин - о том, как рождался русский крупный бизнес

"Тонкосуконная фабрика им. Свердлова", когда-то Городищенская, в трех десятках километров от Москвы. Ее Свердлов создал? Здесь он обретался днями и ночами, брал кредиты, брал на себя риски, изматывал состояние жены и родственников? Это он ее возвел - произведение человеческого искусства? Выстраивал по кусочкам, как мозаику, много лет, чтобы дать своим идеям, их было много, день за днем - плоть?

На все вопросы ответ - нет. С таким же успехом фабрика могла быть названа в честь хана Батыя. Ее настоящее имя - Сергей Иванович Четвериков. Когда-то "Товарищество Городищенской суконной фабрики Четверикова".

Как все началось? Сначала - бедствие. Год 1871-й, вдруг умер отец, фабрика была за ним. "Принимая на себя в 21 год все заботы о семье и деле, я, к ужасу, скоро убедился, что дело стоит на краю гибели. Касса была совершенна пуста" (здесь и ниже - С.И. Четвериков. "Невозвратное прошлое"). "Фабричное дело оказалось совершенно разрушенным, и на мои юношеские плечи легла задача восстановления дела и содержания семьи, в которой я был единственным добытчиком. Когда прошел первый шквал, я понял, что в той моральной депрессии, в которой я находился, единственное спасение мне нужно искать в музыке".

Какой он был страстный музыкант, мечтая быть профи! А было суждено - любительство, и только. Только фабрика - и еще новые идеи, новые строительные миры на Кавказе и в Сибири. Когда становишься промышленником, инженером - сильным, золотой головой, - невозможно остановиться. Ты должен неизменно что-то возводить, тебя захватывает сила неизбежного расширения. Как жить, как дышать.

Деньги дали родственники. Кредиторы решились ждать. "Я поставил себе твердую жизненную задачу, не покладая рук работать до тех пор, пока последняя копейка долга отца не будет заплачена". Через 36 лет все вернул. Что он сделал? Сегодня сказали бы, нашел "новую продуктовую нишу". Стал выпускать тонкое фасонное сукно (проще говоря, с рисунками). Завлек иностранных спецов - за деньги, конечно, но не только, еще и теплом, страстью, обещанием дела такой силы, когда отказаться нельзя.

Вот уж пророк! "Добыть большую двигательную силу для новых машин". Нефтяные двигатели, турбины, уничтожение ручных ткацких станов, десятки новых видов оборудования. Устройство заново красилен, сушилен, "стригального корпуса", перестройка главного корпуса, новая набережная, вместо дерева - бетон и кирпич, "центральная электрическая станция", новое фабричное шоссе, металлическая плотина. И многозначительное "и т. д.", за которым скрывались сотни других перемен. "50-летие моего служения Городищенской фабрике", - так он писал. "Оборудование фабрики за это время было доведено до первоклассного состояния".

Служения? Нам может показаться, что оно - нечеловеческое. Металл, кирпич, бетон, паи, деньги, рынки. "Ни один хороший магазин не мог уже обходиться без изделий Городищенской фабрики". И еще - достоинство. "В моей деятельности было много незадач и ошибок, но никакие невзгоды не могли принудить меня вступить на путь ухудшения товара, напротив, чем больше промышленность шла в сторону удешевления за счет качества, тем больше я напрягал усилия к улучшению товара. Пережить эти годы было чрезвычайно трудно". Нам бы так сегодня. Нам бы так!

Но что же те, кто гнул там спину? Они-то как? Они не гнули. "Как рабочие, так и служащие невольно поддавались подъему и вере в хорошую будущность фабрики". "Подъем и сознательная, ответственная работа служащих и рабочих прочно обеспечивали успех и процветание фабрики в будущем". Слова? Первое, что сделал, приняв дела на фабрике, - "устройство быта рабочих". Спать, есть, отдыхать, учиться, зарабатывать и сытно жить - лучше, чем на других фабриках. "Самая главная реформа - уничтожение ночных работ для женщин и малолетних и перевод 12-часовой работы на девятичасовую". Поймите - это 1871 год! "Так как эту реформу я провел по собственному почину первым в среде русских фабрикантов, то это между промышленниками вызвало немало нареканий и предсказаний полного провала моей "затеи". Но жизненный опыт показал, что я был прав: рабочие за 9 часов вырабатывали столько же, сколько и в непосильную 12-часовую смену, но работа была неизмеримо лучше".

Он гордился тем, что рабочие в забастовках 1905 г. выдвинули только политические требования, обращенные к верхам империи, но не выдвинули экономические - к нему, владельцу фабрики. Значит, все было так, как нужно. Новая школа, новые квартирные дома для рабочих, новое ремесленное училище, Народный дом с залом собраний, театром и клубом (в планах), общественные бани и прачечная, новая чайная, новая больница, "площадки для игр", "место для праздничного отдыха вдоль набережной", здание потребительского общества. Он, смешно сказать, попал под тайный надзор полиции, когда сделал попытку создать союз рабочих на фабрике и кассу взаимопомощи рабочих на случай забастовок. "В 1907 году я внес в собрание пайщиков предложение об участии как служащих, так и рабочих в прибылях фабрики, что и было осуществлено и последние годы в отношении рабочих расширено". Еще раз - год 1907-й, участие рабочих в прибылях!

А что сейчас? Городищенская фабрика разорена, она - краснокирпичная недвижимость, сдается по кускам в аренду. Через 100 лет после того, как Четвериков был лишен всех прав. "Декретом 28 июня 1918 года Городищенская фабрика была национализирована, т.е. признана государственной собственностью, и наложено запрещение на мои денежные средства, которые в свое время я счел обязанным оставить в деле, дабы не ослаблять его. Таким образом, материальная связь между мною и Городищенской фабрикой ныне прервана. Но никакие декреты не могут вычеркнуть моего имени из жизни и истории Городищенской фабрики, равно как не может быть вычеркнута Городищенская фабрика из моей жизни, все лучшие силы которой ушли на ее создание".

Четвериков позирует с элитной овцой, рожденной в Сибири. Фото: opora-sozidanie.ru

Тяжело все это. Еще четверть века тому назад фабрика работала, будучи "имени Свердлова", в поселке Свердловском. Хотя во всем ее облике, в том, как она устроена, еще был Четвериков.

Но, может быть, у нее еще есть будущее? Может быть, она еще не разорена окончательно? Это неизвестно. Но ради будущего - ее и других - мы должны вернуться - в жизни, в повседневном бытии - к ощущению российского частного промышленника, как того, кто все на свете может сделать. С его инженерной страстью, со службой и любовью к людям и делу, в "лучших силах своей жизни". Нельзя вычеркивать имени промышленника - никогда больше. Если он - настоящий, то сам себе - жесточайший судья, он сам все сделает и расширится сам, он опередит всех, ему нужны только простые и удобные условия существования.

Что сказать? Был и будет Четвериков, с его интеллигентностью, с его "юношеским пылом" и добротой, с его честью. "Поступай так, как подсказывает тебе разум и любовь к делу". Слова его отца, которого он "страстно любил". Из поколения в поколение, слово промышленника, слово инженера. Так должно быть, никуда не деться. Тогда и мы - будем.

(С согласия и на основе документов семьи Добрыниных - Четвериковых.)

Источник